Пианистка [litres] - Эльфрида Елинек

Женщина делает еще одну попытку, последнюю. «Помедленней!» Эрика в своем укрытии прикидывает, что вряд ли это проститутка из Пратера, та бы пришпоривала мужчину, а не тормозила его. Ведь она должна обслужить по возможности большее количество клиентов за возможно меньшее время – в противоположность мужчине, который чувствует иначе, ведь он хотел бы получить от нее как можно больше. Возможно, он когда-нибудь вообще больше не сможет, и тогда ему не останется ничего, кроме воспоминаний.

Представители обоих полов всегда стремятся к чему-то принципиально противоположному.

Эрика затаила дыхание, но глаза ее широко раскрыты. Эти глаза способны чуять добычу, как звери чуют добычу по запаху. Они являются высокочувствительным органом, они вращаются туда и сюда, как прожекторы. Эрика занимается этим, чтобы не чувствовать себя в одиночестве. Она ходит туда, куда ей хочется. Она сама решает, где ей быть, а где нет. Участвовать в этом она не собирается, однако и без нее ничто не должно происходить. В музыке она то исполнительница, то снова зрительница и слушательница – так проходит ее время. Эрика запрыгивает в него и спрыгивает снова, как будто время – трамвайный вагон старой конструкции, у которого нет пневматически закрывающихся дверей. В современных трамваях каждый, кто вошел в вагон, вынужден в нем оставаться. До следующей остановки.

Мужчина все прибивает и прибивает подметки. С него градом течет пот, и он держит женщину в железных объятиях, чтобы она не ускользнула. Он обильно сдабривает ее влагой, словно намерен съесть свою добычу. Женщина больше не произносит ничего, только стонет вместе с ним, усердие партнера ее заразило. Фальцетом она выкрикивает несколько бессмысленных слов, она издает звуки, словно сурок на горном пастбище, почуявший врага. Она смыкает руки на спине партнера, чтобы он не ускользнул от нее. Чтобы он не смог так вот легко отряхнуть ее с себя, как пыль, и чтобы потом, когда дело будет сделано, сказал ей пару ласковых или шутливых слов. Мужчина продолжает вкалывать вовсю. Он резко поднимает планку. Для него это первая возможность после большого перерыва иметь местную женщину, и он использует эту возможность с бешеной активностью. Верхушкам деревьев, склонившимся над парочкой, становится жутко. Ночное небо еще колышется под порывами ветра. Турок явно не может долго держать темп, который сам себе задал. Из его горла вырывается какой-то звук, который не похож даже на турецкий. Женщина подбадривает его на финишной прямой криком: «Хоп-хоп!»

В зрительнице творится разрушительная работа. Ее лапы дрожат от желания перейти к активным действиям, однако если ей это запретить, то она от этого откажется. Она ждет, чтобы ей это решительно запретили. Ее действия требуют прочного каркаса, на который их можно натянуть. Эти двое и не подозревают, что она превращает парочку в тройственный союз. Некоторые органы в ней вдруг, помимо ее контроля, стали функционировать в удвоенном темпе, а то и еще быстрее. В момент волнения она всегда чувствует сильное давление на мочевой пузырь. Тяжкое и болезненное ощущение всегда возникает в самый неподходящий момент, хотя здесь перед ней на многие километры раскинулась местность, способствующая тому, чтобы это естественное влечение и его последствия исчезли без следа. Женщина и турок демонстрируют ей свою деятельность. Эрика непроизвольно реагирует на это тихим шуршанием в кустиках. Она шуршит осознанно или бессознательно? С влечением, которое дает о себе знать изнутри, дело обстоит все хуже. Зрительнице необходимо несколько облегчить для себя свое скрюченное положение, чтобы утишить этот щекочущий затяжной позыв. Дело очень неотложное. Кто знает, как долго можно сдерживаться. Но именно сейчас расслабиться нельзя ни в коем случае. Шорохи усиливаются: Эрика сама не понимает, намеренно ли она задела ветку, что, разумеется, бессмысленно с ее стороны. Она неосторожно задела ветку, и ветка мстит ей коварным шумом.

Турок, дитя природы, с травами, цветами и деревьями связан сильнее, чем с машиной, которую обслуживает в цеху. Он резко отрывается от своих занятий. В первую очередь он отрывается от женщины. Женщина замечает это не сразу и еще одну-две секунды продолжает свой визг, хотя турецкий гость уже выключил передачу. Турок лежит теперь без движения, и это тоже здорово. Он, какое приятное совпадение, только что кончил и теперь отдыхает. Он устал. Он вслушивается в шум ветра. И женщина тоже начинает прислушиваться, после того как гость с берегов Босфора шикает на нее, заставляя замолчать. Турок лающим голосом задает ей короткий вопрос. Или это команда? Женщина робко успокаивает его, вероятно, ей еще чего-то хочется от любовника. Турок ее не понимает. Может быть, ему следует ударить ее, поскольку она тонким голосом умоляет: останься со мной. Или что-то в этом роде. Эрика точно не разобрала. Ей пришлось отвлечься: в этот момент она отступила метров на десять, так как турок, дергаясь и трясясь, полностью принадлежал женщине. По счастью, женщина этого не заметила, и теперь турок снова принадлежит сам себе. Он снова полноценный мужчина. Женщина бранчливо требует от него денег или любви. Женщина громко хнычет и канючит. Обитатель бухты Золотого Рога облаивает ее и размыкает контакт, прерывая акт беспроволочной радиопередачи. Отступая, Эрика наделала много шуму, как стадо африканских буйволов, спасающихся от львицы. Вероятно, она сделала это намеренно или намеренно-бессознательно, что, в конечном счете, имеет одинаковый эффект.

Турок вскакивает на ноги и делает несколько быстрых шагов, однако сразу падает, брюки и белые подштанники отсвечивают в темноте вокруг коленей. Изрыгая проклятья, он возится с одеждой и угрожающе машет руками. Он грозит в сторону расположенных поблизости кустов, в которых теперь, затаив дыхание, сидит фройляйн Кохут, сжавшись в комок и впившись зубами в один из десяти своих музыкальных пальцев-молоточков.

Турок прыгает, словно в мешке, никак не попадая в штанины. Он хватается то за левую, то за правую. Он не пытается толком сообразить, с чего начать. Есть люди, которые, не обдумав заранее, делают что-то, все равно что, – проносится в голове у зрительницы, когда она за всем этим наблюдает. Турок явно из таких. Оставшаяся лежать внизу половина любовной парочки разочарованно вопит тонким голоском, что это была собака или крыса, которая пришла полакомиться презервативами. Здесь можно разжиться жирными отбросами. Пусть он снова вернется, ее милок. «Пожалуйста, не оставляй меня одну». Симпатичная кучерявая голова иностранца не оборачивается в ее сторону, а вместе со своим обладателем уходит в высоту – турок довольно большого роста. Наконец-то он натянул штаны и бросился к кустарнику. По счастью, он – вероятно, вполне намеренно – бежит в совсем другом направлении, а именно туда, где